Сколько в России политзаключенных?

В ходе большого обмена заключенными из заключения в России освободились 15 человек, но как минимум сотни политзаключенных в стране по-прежнему лишены свободы. А сколько именно? В дни после обмена в СМИ и соцсетях особенно часто ссылались на пофамильный список Мемориала и на базу ОВД-Инфо, где даются разные количественные оценки (причем Илья Яшин на первой пресс-конференции после обмена сослался на Мемориал, но привел оценку ОВД-Инфо). Мы попросили коллег прокомментировать, что стоит за этими цифрами, сколько сейчас политзаключенных на самом деле (гораздо больше, чем в списках!) и почему точные подсчеты невозможны.

Как составляют список политзаключенных Мемориала?

Проект «Поддержка политзаключенных. Мемориал» использует методологию, разработанную на основе резолюции ПАСЕ «Определение политического заключенного». Существует перечень формальных критериев, необходимых для признания политзаключенным: человек будет включен в пофамильный список, если он лишен свободы за реализацию своих прав и свобод, в случае дискриминации, чрезмерного наказания или нарушения права на справедливый суд, и при условии, что этот человек не совершал насильственного преступления, не призывал к ненависти и насилию.

Юристы проекта подробно анализируют материалы дела и готовят по каждому заключение, где обосновывают соответствие критериям. Если кого-то не признали политзаключенным, это значит либо то, что не все критерии выполняются, либо что у экспертов проекта нет достаточной доказательной базы для обоснованного решения. Это не значит, однако, что команда проекта согласна с преследованием или считает его обоснованным.

Сергей Давидис, руководитель проекта «Поддержка политзаключенных. Мемориал»:

Мы утверждаем не то, что в России 767 политзаключенных, а то, что их никак не меньше. Сейчас идет работа над тем, чтобы составить сводный список людей, в лишении свободы которых есть явные признаки политической мотивации и незаконности. Мы разрабатываем инструменты для такого списка, но пока имеем только минимально достоверную оценку.

Правильно и то, что делает ОВД-Инфо, и то, что делаем мы. Но ни того, ни другого недостаточно, чтобы оценить масштабы политических репрессий.

А каков принцип списка ОВД-Инфо?

ОВД-Инфо не ведет список политзаключенных, а составляет базу политически мотивированных уголовных преследований. Не все эти дела связаны с лишением свободы. При этом при поиске по базе данных можно поставить фильтр на дела, где преследуемые находятся в заключении.

База ОВД-Инфо включает весь список Мемориала, а также список, который ведет исследовательский центр «Сова» (они тщательно анализируют дела, связанные с обвинениями по экстремистским, террористическим и близким к ним статьям, и публикуют те, где видят неправомерное преследование или нарушения прав и свобод). Кроме того, ОВД-Инфо ориентируется на оценки других правозащитных проектов, например «Первого отдела» и «Зоны солидарности».

Другая часть данных получена из открытых источников и включена в базу на основе личной оценки юристов команды.

Денис Шедов, аналитик ОВД-Инфо, член совета ЦЗПЧ Мемориал:

Мы видим, что в нынешних условиях, когда дел становится больше, наши коллеги не успевают анализировать весь их массив. Однако мы решили, что важно предоставлять обществу ту информацию, которая имеется.

Поэтому в список попадают преследуемые по ряду статей, которых в принципе не должно быть в демократическом обществе: например, это статьи о военной цензуре, либо появившаяся  немного раньше «дадинская» статья о неоднократном нарушении правил проведения публичных мероприятий. Мы также внимательно смотрим на дела по статьям  об оскорблении чувств верующих, оправдании нацизма и некоторым  другим, но они автоматически не попадают в нашу базу, так как нужны еще какие-то критерии — чрезмерность наказания или отсутствие насилия в действиях человека. Информацию об этих делах коллеги находят на сайтах судов, в СМИ, блогах и других открытых источниках. Также в список попадают люди, которых формально преследуют не по «политическим» статьям, но про которых есть основания говорить о политическом мотиве дела.

Кроме того, в список ОВД-Инфо попадают дела, в которых людей преследуют за акции прямого действия — например, поджоги — в которых можно выявить антивоенный мотив и/или которые расценены как теракт, и при этом в результате таких действий не был причинен вред людям или серьезный вред имуществу, а наказания чрезмерны.

Возможно ли в принципе подсчитать политзаключенных?

Сергей Давидис:

Вне сомнения, количество политзаключенных в России гораздо больше. Я бы оценил их количество тысяч в десять человек, включая преследуемых в России граждан Украины.

По сравнению с таким числом разница между нами и ОВД-Инфо не так и велика и принципиальна.

Денис Шедов:

Любая оценка — это попытка уместить реальность в жесткий формат.

Оценка как Мемориала, так и ОВД-Инфо ограничена тем, что нам доступно. Мы видим, что российские власти любят покрывать тайной репрессии, если это не показательные процессы. Очень часто по политически мотивированным делам на сайте судов и в других источниках почти нет информации. В последнее время часто даже СМИ ограничиваются перепечаткой релизов силовых органов.

По каким причинам люди остаются за пределами списков?

Сергей Давидис:

Часто бывает, что какой-то уже известный нам человек попадает в СИЗО и там встречает еще нескольких заключенных, которых явно преследуют по политическим мотивам, но про которых мы никогда не слышали. Потому что, например, они сами не знали, что могут куда-то обратиться за помощью, а группы поддержки у них нет. Подсчитать таких людей, конечно, невозможно, но мы можем догадываться, что их много.

Есть много дел, о которых мы не располагаем достаточной информацией.

Например, засекречен массив дел о госизмене, которых сейчас рекордное для постсоветской России количество, — более ста. Можно ли утверждать, что все, кто сидят по этой статье, — политзаключенные? По нынешним временам может быть, что едва ли не все, но это надо доказывать, а мы даже не знаем, в чем конкретно их обвиняют.

Или тысячи дел против людей, которые разным образом уклоняются от службы в армии. Почти все эти люди признают вину и сотрудничают со следствием, дела рассматриваются в особом порядке. За исключением всего нескольких дел, мы не знаем, по каким мотивам они решили уклониться от службы: то ли по соображениям совести, то ли потому, что им мало платят, например.

Лишено свободы огромное количество граждан Украины — по оценкам наших украинских коллег, не меньше семи тысяч гражданских заложников в России и на оккупированных территориях. Даже с точки зрения российского права не существует юридических оснований их удерживать. Именно поэтому скрывается и сам факт их заключения, и то, где они находятся. Только малому числу из них предъявляют обвинения.

Есть и украинские военнопленные, которых преследуют в России в уголовном порядке. Это десятки и даже сотни дел. Суды по ним проходят совершенно непрозрачно, обвиняемые лишены права на защиту, пытки носят массовый характер и зачастую преследуемые признают вину. У нас нет никаких оснований верить российскому суду, но голословно отвергнуть обвинения мы тоже не можем, а к материалам не имеем доступа; и поэтому такие дела тоже оказываются в серой зоне.