СИЗО-2 Сызрани: три века Сызранской тюрьмы

Правозащитник, политзаключенный, один из основателей Мемориала Олег Орлов в феврале 2024 года был неправосудно приговорен к 2,5 годам колонии по статье о «дискредитации армии». 7 июня состоится апелляция по этому делу, которой Олег Петрович ожидает в СИЗО-2 города Сызрани. Анонимный исследователь подготовил для нашего сайта рассказ об истории сызранской тюрьмы — одной из старейших в России — и о том, что известно про нее сейчас.

Сызранская тюрьма – одно из самых старых пенитенциарных учреждений не только Поволжья, но и России. Она прошла долгий путь от арестного острога 1683 года постройки внутри Сызранской крепости для беглых крестьян – до кирпичных стен следственного изолятора № 2 на улице Хлебцевича, 1. В годы советской власти учреждение неоднократно переименовывали – это был Сызранский домзак, потом Сызранский изолятор, Сызранская тюрьма, тюрьма № 2 УНКВД по Куйбышевской области. В начале 1960-х оно получило свой нынешний статус – СИЗО-2.

Сызранская тюрьма до 1917 года

Во второй половине XVII века по всему Поволжью крестьяне выступали против помещиков и правительства. Это движение известно как восстание Степана Разина. Вооруженные выступления тогда проходили от Астрахани и до Нижнего Новгорода.

Восстание жестоко подавили, однако еще долго разрозненные остатки повстанческих отрядов совершали набеги на помещиков в низовьях Волги. Правительство ответило на это рядом военных мер, в число которых вошло строительство крепостей в Поволжье.

В 1683 году была построена Сызранская крепость. В том же году к ней добавили арестный дом (острог) для заключения беглых крестьян. Во время пожаров в 1838 и 1906 годах здание тюрьмы сильно пострадало, и в 1907 году Симбирский губернатор поставил перед городской думой вопрос о постройке новой центральной тюрьмы в Сызрани. Переписка по поводу восстановления старой тюрьмы и постройки новой между руководством тюрьмы, губернатором и думой продолжалась до 1910 года. Но постройка тюрьмы началась сразу же в 1908 году,  на собственные деньги тюремного ведомства. В дальнейшем строительство финансировалось в основном из имперской казны. Дума решила «принять от города одну десятину земли для постройки тюрьмы более чем на 200 человек близ новых казарм и одну десятину во временное пользование под огороды» – «позади Усть-Двинских казарм за водокачкой, в обмен на участок с обгоревшими зданиями, уступленными городу».

Новое здание тюрьмы из красного кирпича было открыто в 1911 году. Первоначально оно было рассчитано на 260 мест и отвечало всем «новейшим требованиям тюремного строительства». В нем было мужское и женское отделения, а также больница на 20 мест и тюремный храм.

Через сызранский централ прошли тысячи арестантов, заключенных и подследственных. Во время Первой мировой войны в сызранской тюрьме, которая в том числе выполняла функции пересылки, содержали военнопленных Австро-Венгерской империи.

Сызранский домзак

После установления советской власти Сызранская тюрьма была преобразована в домзак (дом заключения). С 1925 года в нем существовали столярные и слесарные мастерские, подсобные хозяйства и валяльная мастерская – для того чтобы пенитенциарное учреждение частично обеспечивало себя финансово. Арестанты под наблюдением надзирателей работали на колхозных полях на заготовке сена, уборка урожая.

Известна статистика за 1926 год: штат домзака насчитывал 52 человека, численность заключенных в августе была 348 человек. Кроме этого, на учете состояло 109 человек, которые самостоятельно работали на полях колхоза, но обязаны были приходить и отмечаться в домзак. В случае какого-либо нарушения этих людей брали под стражу. В домзаке содержались и следственные арестованные – 68 человек.

С годами увеличивался и персонал тюрьмы, и численность заключенных. Во второй половине 1920-х годов в камерах, рассчитанных на 13 человек, содержались более 30 заключенных. В одиночки помещали по 3–5 человек. В женских камерах вместе с матерями содержались малолетние дети.

Условия содержания заключенных признал невыносимыми даже президиум Сызранского уголовно-исполнительного комитета: «чрезвычайный холод в камерах, отсутствие прачечной и дезкамеры, нательного и постельного белья, вшивость, в женских камерах вместе с матерями содержатся малолетние дети, больные коклюшем». Однажды заключенные объявили голодовку. Сызранское начальство ходатайствовало перед НКВД о выделении 20 тысяч рублей на ремонт домзака, просила вместе с тем разгрузить его и «снизить приток заключенных до норматива».

Свидетельства очевидцев

Согласно некоторым воспоминаниям, к началу 1930-х годов ситуация с содержанием заключенных отчасти изменилась к лучшему. Об этом свидетельствует в своих мемуарах Това Перельштейн (Рубман). По приговору Особого совещания при НКВД она получила три года ссылки в Ташкент и была этапирована через Сызрань (1933 год):

Камера, в которую поместили нас с Маней, производила впечатление чистой, у каждой заключенной была своя кровать, дверь днем держали открытой, и разрешалось переходить из одной камеры в другую. Нам дали на завтрак хлеб, селедку и даже ложечку сахара к чаю. Имелась баня, которой разрешалось пользоваться, и мы с большим удовольствием вымылись и легли отдохнуть.

Однако в домзаке свирепствовал тиф:

…тюремное начальство решило отменить карантин. От вышестоящего начальства скрыли тот факт, что эпидемия продолжалась… Чтобы смертные случаи меньше бросались в глаза, трупы оставляют лежать вместе с живыми в общих камерах и ночами по одному незаметно вывозят… Днем соседство с мертвыми еще как-то можно было выносить, отвлекаясь общением с другими заключенными, но ночью, когда двери закрывались, было очень страшно. Стоны больных и соседство с мертвецами нагоняли тоску.

Сызранскую тюрьму, «гудящую от движения и перекличек», годы спустя вспоминал Илларион Сибиряк. Директор Мордовского научно-исследовательского института языка, литературы и этнографии, автор книг «Мордовские свадебные обряды и песни на мордовском языке», «Древние дохристианские религиозные верования и обряды мордвы», исследований по истории мордовского народа и природных богатств республики публично, на высших краевых курсах марксизма-ленинизма, высказал критические замечания в адрес некоего труда. Автором спорной книги и публикации оказался Лаврентий Берия:

Во время транспортировки меня из Куйбышева в Сызрань, а затем в Саранск, я наблюдал, как непрерывно сновали в поездах тюремные вагоны, прозванные столыпинскими… Что же касается станций Сызрань, Инза, Рузаевка, то ими были заполнены целые тупики. Видел эшелоны с заключенными. Они отличались наружным конвоем с собаками, пулеметами на тормозных площадках, крышах и свободных платформах. Смотрел я и думал: смотри-ка, сколько врагов. Как же я попал среди них?..

А вот что говорила о сызранской пересылке учительница Татьяна Чусовитина. Она была дочерью Иллариона Чусовитина и племянницей Марии Чусовитиной – организаторов первых Советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов в Огнево.  10 мая 1938 года ее арестовал Багарякский отдел НКВД – с четырьмя детьми в возрасте семи лет, двух лет и двухмесячными двойняшками:

Через несколько дней снова включают в этап. Поезд идет на Сызрань. В вагон из пересыльной тюрьмы при­везли еще женщину с ребенком. Они из Усть-Уйского района Челябинской области. Муж ее, заведующий земельным отделом райисполкома, тоже арестован. Звали ее Лиза, по фамилии Мостовских.

На третий день рано утром мы прибыли на станцию Сызрань. Конвой Сызранской тюрьмы еще не подошел, а сопровождающим конвоирам хотелось скорее очистить вагон. Нас стали выводить на площадку. Подошли двое мужчин и три подростка, направляемые в Сызранскую тюрьму, на них была возложена обязанность нести наши вещи. А вот второго ребенка некому было взять. Я положила его в ванночку. Сама уже была на площадке, а ванночка на самом краю выхода из вагона. Подошел конвоир и стал ногами выталкивать ванну из вагона! Я закричала: “Что вы делаете?” А он все равно толкает ванну. Еще миг — и ребенок полетел бы вместе с ванной. Что было бы, если бы он упал?! Может, угодил бы под колеса вагона! Я буквально на лету подхватила ванночку с ребенком. Пришел конвой, и нас повели через рельсы на перрон. Идти мне было очень тяжело. Дети в голос плачут. У самой в горле комок: ни вздохнуть, ни сказать — ничего не могу. Вдруг подходит один из конвоиров и говорит, что ему начальник приказал взять одного ребенка.

Подошли к высокой тюремной стене. Начальник конвоя открыл небольшую дверь в стене, и мы оказались в тюремном дворе. Нас, матерей с детьми, ввели в небольшое помещение. Там было прохладно, около стен стояли широкие лавки. Мы расположились. И вот открывается дверь, входит женщина в белом халате, приносит три стакана горячего молока и три булочки хлеба! Так распорядился начальник конвоя. Спасибо ему большое! Часа через два к нам вошла тюремный врач и нас положила в больничную палату.

Десять дней мы пробыли в Сызранской тюрьме.

Гита Балтер – преподавательница музыки из Тбилиси, которую приговорили особым совещанием при УНКВД СССР 30 января 1943 года как «жену изменника родины» к пятилетней ссылке в Павлодарскую область Казахской ССР с конфискацией имущества, также побывала в Сызранской пересылке:

Наконец мы прибыли в пункт, где нам предстояло ждать нового поезда. Это была Сызрань. В сызранской пересылочной тюрьме нам пришлось провести около недели.

Когда мы вышли из вагона, нас отделили от заключенных и неожиданно для нас скомандовали: «На колени!» Однако в ответ на наши испуганные взгляды нам дали понять, что нас это не касается. Тут же мы увидели, что группа заключенных в 50–60 (или больше) человек рухнула на колени, и их стали пересчитывать, как скот. Дорога от вокзала до тюрьмы было хоть и не длинной, но тяжелой. В тюрьме нам велели сдать драгоценности. Я сдала часы и кольцо. Мысленно прощалась с этими дорогими мне вещами. Но, к чести сызранской тюрьмы, при выходе из нее мне вернули эти вещи.

Нас отвели куда-то очень глубоко вниз вместе с нашими вещами, впустили в какое-то непонятное помещение. «Завтра переведем вас», – сказали нам и захлопнули дверь. Мы оказались в кромешной тьме на голом каменном полу с одним небольшим деревянным настилом, на котором, в лучшем случае, мог поместиться один человек. Это был карцер… Двух женщин и троих детей, посылаемых на свободное поселение, поместили в карцер. Кое-как мы сгрудились на чемоданах и этом настиле. Сколько времени прошло, мы с Лизой не знали, мы не сомкнули глаз ни на минуту и старались, чтобы спали дети.

Наконец дверь отворилась, очевидно, наступило желанное «завтра». Однако, перед тем как нас перевели в камеру, нам пришлось перенести самое страшное испытание на всём этапе. Нас повели в баню. Был лютый февральский мороз. Дверь из предбанника выходила прямо во двор. Нам и всем прибывшим женщинам-арестанткам велели раздеться догола и повезли вещи в жарилку для дезинфекции. Голые дети сидели рядом с непрерывно открывающейся на мороз дверью. Все это совершенно вывело меня из себя, и я раскричалась на работников бани, требуя, чтобы нас немедленно впустили в банное помещение, угрожала жалобами и т.д. Но и там было очень плохо. Лоханей не хватало, вода была прохладная. Мы были просто счастливы, когда, наконец, попали в камеру. Это было очень маленькое помещение с тремя койками. Нам велели разместиться с детьми на двух, а на третью должны были «подселить» кого-то, но два дня она оставалась пустой. Мы были очень рады, что остались одни и могли отдохнуть от воровского люда.

Я, как могла, старалась скрасить моему мальчику пребывание в тюрьме. Я ему рассказывала истории из античной мифологии. У меня была тетрадь и карандаш, и мы с ним занимались английским и писали музыкальные диктанты.

На третий день к нам вселилась женщина, оказавшаяся довольно симпатичной. Она сразу возмутилась, что мы не получаем особого рациона на детей. «Я точно знаю, что детям административно ссыльных, которых переправляют по этапу, полагается каша!» — сказала она. Я тут же набросала заявление и, действительно, нам принесли кашу для детей, даже с маслом. Какими же зверями надо быть, чтобы отнимать у детей, вынужденных жить в таких тяжких условиях, еще и те крохи, которые им полагаются! Ведь работники тюрьмы прекрасно знали все это и выписывали их рацион для себя. Увы! В дальнейшем мне часто приходилось сталкиваться с тем, что обкрадывали и детей, и стариков, и больных.

Новомученики и священномученики из Сызранской тюрьмы

Учреждение неоднократно переименовывали – после домзака оно побывало Сызранским изолятом, снова Сызранской тюрьмой, тюрьмой № 2 УНКВД по Куйбышевской области. В 1964 году оно получило свое нынешнее название – СИЗО №2. За долгие годы существования тюрьмы через нее прошли многие заключенные, как уголовные, так и политические.

Известно, что в сызранском домзаке в заключении находилось немало священнослужителей и пострадавших за веру. Благодаря базам жертв политических репрессий нам известны как минимум 4 имени – Яков Никольский, Автоном Люлин, Иван Сульдин и Александр Медем. Трое из них были обвинены в участии в контрреволюционной церковно-монархической организации «Истинные».

Александр Медем был сыном сенатора и Новгородского губернатора Оттона Медема. В Сызрань он приехал в 1929 году, когда после череды арестов его лишили «права проживания в Москве, Ленинграде, Харькове, Киеве, Одессе, означенных губерниях, округах, Нижневолжском и Северокавказском округах». В Сызрани он стал прихожанином Сретенского женского монастыря. В ходе заключения в домзаке у Медема обострился туберкулезный процесс в легких, он скончался в тюремной больнице 1 апреля 1931 года. В 2000 году его причислили к лику новомучеников.

30 августа 1931 года в половине десятого утра, в сызранской тюрьме скончался иеромонах Нифонт (Выблов) «от порока сердца». В воспоминаниях архимандрита Тихона есть свидетельство прихожанки, которая пыталась проводить в последний земной путь отца Нифонта:  ночью она видела, как открываются тюремные ворота и выезжает телега, на которой вывозили умерших заключенных и сваливали в большую яму, выкопанную за тюремной оградой. По существовавшему тогда порядку, хоронили умерших в тюрьме ночью и места могил тщательно маскировали. Его также причислили его к лику священномучеников в 2000 году.

Память о жертвах советского террора в Сызрани

Некоторым заключенным Сызранской тюрьмы ужесточали приговор – и расстреливали. В Сызрани есть место, где увековечена память о жертвах политических репрессий. В районе Заусиновского оврага в 1937–1938 годах в общих могилах хоронили расстрелянных в сызранской тюрьме заключенных – доступные сейчас данные позволяют предположить, что тут захоронены 1000 человек. В дальнейшем территория была заброшена, захоронения были скрыты отвалами бытового и строительного мусора.

В 2006 году на территории находящегося рядом храма Успения Божией Матери на средства прихожан здесь был установлен поклонный крест в память о жертвах репрессий. На сайте храма есть списки убиенных священнослужителей – более 500 расстрелянных людей в годы террора 1930-х годов.

Настоятель храма отец Михаил ведет поиски невинно убиенных и участвует в акциях, посвященных памяти жертв репрессий. Им же удалось установить имена около 150 расстрелянных в Заусиновском овраге.

30 октября 2011 года ученики школы №14 Сызрани заложили Аллею памяти, посадив 15 молодых деревьев в Заусиновском овраге. А 30 октября 2012 года они установили здесь же памятный знак «Древо Памяти» – в виде сломанного дерева с крестом на месте излома.

В 2014 году на улице Локомобильной, менее чем в 1 км от Заусиновского оврага, по инициативе учеников той же школы №14 установили памятный знак в виде вертикальной плиты с текстом «Памяти погибших в годы политических репрессий» и камня, символизирующего камень с Соловецких островов.

С 2011 года ученики и учителя школы №14, прихожане храма Успения Божией Матери и другие жители города каждый год 30 октября – в День памяти жертв политических репрессий – приходят к мемориальному комплексу у Аллеи памяти и Храму Успения Божией Матери для возложения цветов, почтения памяти и богослужения по убиенным сызранским заключенным. Последнее такое мероприятие произошло 30 октября 2023 года.

СИЗО-2 сегодня: что известно

Сызранское СИЗО-2, судя по местным новостным выпускам, испытывает все большие сложности в эксплуатации – как из-за своего возраста в более чем 110 лет, так и из-за проблем с финансированием капитального ремонта и строительства новых корпусов. В ряде помещений СИЗО-2 не в полной мере соблюдаются требования санитарно-эпидемиологического законодательств: ситуация в 2023 году стала настолько острой, что дело дошло до проверок учреждения со стороны уполномоченной по правам человека в Самарской области .

В открытых источниках доступны несколько изображений помещений внутри сызранского СИЗО-2 г. Сызрани по состоянию на 2016 год.

На сайте УФСИН по Самарской области есть сведения о СИЗО-2 для осужденных, их близких и не только: график приема по личным вопросам, почтовый адрес и электронная почта учреждения, телефоны, график работы комнаты приема передач и комнаты свиданий, график приема граждан руководством учреждения, банковские реквизиты учреждения и порядок зачисления денежных средств на лицевой счет заключенных.