опубликовано: 23 июня 2025
«Мне хотелось жить, а не исполнять роль.» История трансгендерности в СССР
Трансгендерность в истории СССР долгое время была и сейчас в какой-то мере остается слепым пятном. История гомосексуальности кажется более известной — можно говорить о ее контексте: о взлетах терпимости и последующих преследованиях, карательной психиатрии и использовании гомофобного законодательства для политических преследований. При этом история трансгендерности отходит назад: в некоторых случаях, она размывается внутри истории гомосексуальности, в других — перемешивается с историей интерсексуальности и остается запечатанной внутри исследований по эндокринологии и психиатрии.
Так, память о советских трансгендерных людях остается в том же лимбе, в котором проходила их жизнь с точки зрения закона, общества и медицины. Внутри этого пространства неустойчивости и уязвимости, продолжающегося и в сегодняшнем исследовательском поле, все же находятся истории, которые мы можем рассказать. Учитывая усиление репрессий и «анти-гендерное движение», как на постсоветском пространстве, так и во всем мире, идеи и интерпретации трансгендерности как анти-исторического феномена, эти истории приобретают дополнительную важность.
Одно из первых упоминаний трансгендерности в контексте СССР встречается в журнале Министерства юстиции РСФСР за 1922 год, номер 33. В небольшой статье «Процессы гомосексуалистов» в частности упоминается «сотрудница одного из учреждений», которая «переоделась в мужское платье, переделала в своих документах имя [...] на Евгений и заключила брак со своей сослуживицей». Система юстиции не знала, как справиться с Евгением — необходимость наказания как будто бы была явной, но как его правильно совершить — неизвестно. Автор статьи приходит к выводу, который удивительно коррелирует с современной гомофобной и трансфобной аргументацией: наказывать как-то необходимо, чтобы «воспрепятствовать публичному и открытому проявлению своих ненормальных тенденций, могущих вредно влиять на неустойчивые или молодые организмы».
Но брак Евгения со своей возлюбленной аннулирован не был — комиссия посчитала его заключенным по «обоюдному согласию».
Далее, в 1926 году, был принят Циркуляр НКВД РСФСР №146, об «Об исправлении записей в регистрационных книгах рождения пола, имени и фамилии гермафродитов». Ориентированный изначально на интерсекс-людей, этот закон мог быть использован трансгендерными людьми тоже — транссексуальность называлась , что давало крошечную, сложную, но все же возможность легального признания гендерной идентичности.
С 1930-х до начала 1950-х сведений о трансгендерности крайне мало. Причин этого может быть множество — усиление репрессий (в частности, закон о запрете гомосексуальных отношений — уже было отмечено, что трансгендерность часто соединялась с гомосексуальностью), война и т.д. Но случаи легального признания все же были. Предположительно, в 1940-х (точная дата неизвестна), некая К. К. Д., долгое время страдавшая из-за «неясности половой принадлежности», добилась в Казани изменения имени (с мужского) на женское, разрешения ношения женской одежды и снятия с воинского учета, несмотря на отсутствие признаков интерсексуальности.
Дуся и Андрей: трансгендерность в 1950-х и 1960-х.
Про трансгендерность в контексте Гулага мы также знаем крайне мало. Однако один случай описан в книге «Третий пол» психиатра Арона Белкина. В 1951 году в одном из крупных лагерей Сибири, в который он был командирован, психиатр встретил Дусю.
… Когда я сделал все, что от меня требовалось, кто-то из местного начальства предложил: "Хотите посмотреть на нашу Дусю?".
Само упоминание женского имени в мужской зоне прозвучало странно. Но еще более удивительным показалось, что этим именем называл себя мужчина. Я узнал историю этого человека. В лагерь он попал несколько лет назад, по какой-то бытовой статье, не предполагавшей долгого срока. "Я — Дуся", — говорил он всем и старался, насколько это было возможно в той обстановке, внешне выглядеть как женщина.
В бараке вместе с ним жил молодой симпатичный парень. Вскоре все уже знали, что это — Дусин муж.
Однажды "муж" в чем-то провинился, и охранник его сильно избил. Парень не выдержал побоев и умер. А вскоре нашли мертвым охранника, повинного в его смерти. Долго вести расследование не понадобилось. Дуся и не пытался что-нибудь скрыть.
Мне его так и показали — как местную достопримечательность. Все считали его ненормальным — "дурачком", — но общее отношение к нему было добродушным, беззлобным. [...] На окрик "Дуся!" — прибегал стремглав, с сияющим лицом: он получал особое удовольствие, убеждаясь в том, что и окружающие считают его женщиной, и в благодарность рад был угодить любому. А вот дразнить его, называя, как положено, , было небезопасно, и это тоже все знали. В кроткой, безответной его душе вспыхивала та же неукротимая ярость, которая однажды уже толкнула его на убийство.
В 1960-е вопрос начал оформляться в профессиональных психиатрических кругах. Идея объяснять проблему «пациентов» психозами или шизофренией казалась все менее привлекательной, учитывая небольшой, но ощутимый приток данных с Запада.
Еще один случай смены паспортного имени и гендерного маркера мы видим в диссертации на тему «женского гомосексуализма» Елизаветы Деревинской 1965 года. Андрей Иванович (в тексте диссертации называемый женщиной), изменил документы и вступил в законный брак со своей возлюбленной. Во время исследований он требовал поместить себя в мужское отделение и отказывался от инвазивных исследований половых органов (они все равно были проведены, но под общим наркозом). Через три года выписки из клиники он так же счастливо жил с женой, работал охранником и готовился к переезду в другой город к родственникам жены, с которыми имел хорошие отношения.
Ни Андрей Иванович, ни, крайне вероятно, авторка диссертации не знали, что с момента публикации текста до первого успешно проведенного «завершенного» комплекса гендерно-аффирмативных маскулинизирующих операций оставалось меньше пяти лет. И операции эти были проведены в СССР.
«Знаете, на кого вы были бы похожи?... Да на Солженицына!»
В 1968 году хирург-травматолог Виктор Калнберз получил письмо от друга, биолога Владимира Демихова. К нему обратилась «девушка, которая решила стать мужчиной». Демихов был известен уникальными экспериментами: в частности, пересадкой головы собаке — поэтому пациент обратился именно к нему — но хирургического образования тот не имел, соответственно, и права оперировать тоже.
Вот так пациент, которого звали Иннокентий, писал Калнберзу с просьбой об операции:
Дело в том, что с самого раннего детства во мне жила твердая уверенность, что я мальчишка, и что этот мальчишка со временем станет мужчиной. [...]
Я нахожусь в худшем положении, чем разведчик в стане врага — он хоть знает, что его заменят, а у меня нет никакой надежды, что кто-то избавит меня от необходимости жить в маске, постоянно играть ненавистную роль, носить одежду, вызывающую отвращение, и стесняться себя даже в кругу близких. [...]
Очень прошу вас помочь мне выкарабкаться, прожить хотя бы некоторое время в соответствии с внутренними потребностями, и не отверженным отщепенцем, а человеком среди людей.
Период многочисленных комиссий, консилиумов, обсуждений с психологами и юристами и попыток не то что получить разрешение на операцию, а просто понять, какое именно разрешение нужно получить, занял два года. Сам Калнберз вспоминает свою неуверенность так: «Беседовал я и со священником, потому что совсем не хотелось быть преданным анафеме; он снял грех с души. В целом сомнений было предостаточно, все было внове, идти предстояло в неизвестное».
13 операций растянулись на два года. Но в конце концов, они были успешны. В 1972 году Иннокентий отправил Виктору Калнберзу следующее письмо:
Уважаемый Виктор Константинович!
Благодарю за все, что Вы для меня сделали. [...] Исчезла наконец годами угнетавшая меня раздвоенность, и я могу находиться среди людей на законном основании. Все прошлые мрачные мысли в прошлом. Я отлично себя чувствую, и во мне, как во вновь родившемся человеке, проснулась жажда жизни.
Однако, это «чудо» (как называет операции сам Иннокентий) обернулось для Виктора Калнберза преследованием и страхом. Борис Петровский, министр здравоохранения СССР, ранее бывший чуть ли не отеческой фигурой для хирурга, осудил его. Так вспоминает это сам Калнберз:
Вызвал в Москву. Беседа была на «вы», тяжелой, многочасовой. «Вы преступник, ваше место — за решеткой. Вами интересуется министр юстиции Теребилов: ведь искалечена абсолютно здоровая женщина». И пошло-поехало. Наконец, задает вопрос: «Знаете, на кого вы были бы похожи, если бы две недели не брились и не мылись?» — «Борис Васильевич, не представляю себе». — «Да на Солженицына». Это было просто бранным словом в его устах. «Я знаю, — продолжает, — кто вас надоумил на эту операцию. Этот Демихов ничего более толкового не может, кроме как собачьи головы к задницам пересаживать». Такой вот диалог.
Комиссия из Института Сербского, посланная в Ригу для проверки Калнберза, однако, не дала результата, на который, как кажется, рассчитывал Петровский. Комиссия, один из членов которой потом признался что «ехал сделать выводы по поводу психиатрической полноценности» самого Калнберза, сочла операцию успешной. Другая директива для комиссии — ознакомить с результатами выводов ЦК КПЛ — принесла довольно парадоксальный результат. Александр Дризул, возглавлявший тогда идеологическую работу в партии, никак не мог понять, зачем ЦК ставят в известность об этой операции. Эта часть преследования закончилась тем, что члены комиссии поздравили академика с уникальной операцией, проведенной в Латвии.
Но повторить свой успех у Калнберза возможности не было. Несмотря на отсутствие формального осуждения, он все же получил министерский выговор за операцию «не принятую в СССР» и совершенную «без разрешения Минздрава СССР». Хотя вместе с выговором хирург и получил авторское свидетельство Комитета по делам открытий и изобретений при Совмине СССР, на повторение и даже открытое обсуждение операции был наложен запрет.
«Транссексуал часто проявляет себя большим католиком, чем сам римский папа»
С конца 1970-х годов академический интерес к трансгендерности в контексте психиатрии и эндокринологии начинает возрастать. Трансгендерность в публичном пространстве является все еще феноменом, практически не существующим. Но именно психиатрические исследования помогают нам подтвердить факт — трансгендерные люди в СССР были. Например, в различных исследованиях Александра Бухановского упомянуты как минимум 176 «пациентов» (если считать, что респонденты во всех статьях повторялись. Если считать, что повторов не было, количество обследованных Бухановским превышает 350 человек). Учитывая, что речь идет исключительно о людях, заинтересованных в обследовании, знающих об этой возможности и позволяющих себе артикулировать свои ощущения, мы понимаем, насколько большими были реальные цифры. Вспоминая истории самостоятельной смены документов и жизни в тайне, можно только представить, сколько людей жили, ни разу не попавшись на глаза психиатру или следователю.
Здесь, однако, стоит вернуться к идее демонстративности, которую мы упомянули в самом начале, когда речь шла о Евгении. В книге «Третий пол», ранее упомянутый Арон Белкин пишет о своем опыте работы с интерсекс-людьми, но также упоминает и трансгендерных людей. И именно демонстративность, несомненно кажущаяся автору порочной, для него оказывается главным, отличительным свойством трансгендерных людей. В сравнении с страданием интерсекс-людей, их страдания показываются чуть ли не фривольными. Желание улучшить свою жизнь с помощью гормональной терапии или операций, определенная требовательность (ожидание, что доктор не просто выслушает, но и поможет) — все это, кажется, обесценивает страдание людей в глазах автора. В частности, желание и попытка жить в соответствии с внутренним ощущением гендера описываются как высший уровень притворства.
Отсюда, собственно, и идет имитация внешности, стиля поведения, манер, в чем транссексуал часто проявляет себя большим католиком, чем сам римский папа. Доводя свой облик чуть ли не до гротеска, он не столько себя этим тешит, сколько вымогает у других людей одобрение и поддержку.
Ориентация Белкина на поиск возможностей «добиться полного избавления от транссексуализма» явна. Но этот поиск, как уже было заметно тогда, например, в исследованиях Бухановского, не дает результатов. Все пациенты Бухановского, которые прошли процесс медицинского перехода, в катамнезе оказались . Формально к этому выводу приходит и Белкин, который в 1991 году вместе с Александром Карповым составляет методические рекомендации по смене пола от Минздрава СССР.
Транс-оттепель и ее конец
В 1997 году в России был принят закон «Об актах гражданского состояния», в котором, в частности, предусматривалась смена маркера пола и имени в документах, если «предоставлен документ установленной формы об изменении пола, выданный медицинской организацией». Формализация этого процесса не была мгновенной, и до 2018 года процедура оставалась крайне непрозрачной и длительной. В 2018 году процесс наконец-то был определен, и был сведен до прохождения специальной медицинской комиссии и получения необходимой справки.
В этом формате процесс просуществовал всего 5 лет. В 2023 году, на фоне общего ужесточения репрессий в связи с полномасштабным вторжением в Украину (и, в частности, ужесточения репрессий против ЛГБТ-людей), Госдума приняла закон о полном запрете трансгендерного перехода в России. Этот закон запретил возможность легальной смены имени, проведения гендерно-аффирмативных операций, заключения брака и усыновления детей для трансгендерных людей. Так, возможность законного существования в соответствии с внутренней половой идентичностью, пусть даже хрупкая и маловероятная, просуществовала на территории современной России чуть меньше сотни лет.
В условиях полной недоступности медицинского и юридического перехода и все усиливающихся репрессий против так называемого «движения ЛГБТ», мы вспоминаем не только о маргинальном, часто репрессируемом и невидимом положении трансгендерных людей в истории СССР и России, но и о сохранившихся свидетельствах счастливой жизни некоторых из них.
Иннокентий продолжал общаться с Виктором Калнберзом. Последний раз (насколько известно) они созванивались в 2010 году. К тому времени Иннокентию было за 70 лет, он уже овдовел и женился снова. Мы не знаем, о чем они говорили тогда. Поэтому закончим этот текст последним опубликованным письмом Иннокентия.
Уважаемый Виктор Константинович!
С тех пор, как началась моя самостоятельная новая жизнь, прошло время. Для меня оно было трудным. Над моей головой, как занесенный топор, постоянно висела угроза разоблачения. Когда наконец удалось преодолеть этот страх, все разом определилось. Я просто живу и работаю, как все другие люди. Хотя не совсем так — другие люди понимают жизнь как вечную погоню за успехом. Для меня этой погони не существует, я ценю в жизни то, что, наверное, ценят только старики, — саму жизнь.
Даже если бы все кончилось не так, как кончилось, даже тогда не было бы у меня к Вам ничего, кроме огромной благодарности, потому что никто на свете, кроме Вас, не хотел мне помочь, а Вы пожалели меня и помогли. Вы единственный поняли, что мне страстно хочется перемен не для того, чтобы, как думали многие, проводить ночи не с тем, с кем положено от роду, а для того, чтобы избавиться от внутренней раздвоенности. Мне ведь предлагали и такой вариант — мол, переоденем Вас, поменяем все документы и живите с кем хотите. Но мне хотелось жить, а не исполнять роль, хотя бы и в новом костюме, мне хотелось гармонии между внутренним миром и внешним. И вот теперь я живу, чувствую вкус к жизни и пьянею от самых простых ее проявлений: хруста снега под ногами, синевы неба над головой, запаха земли и травы, шелеста моря — всего, чем полна и богата жизнь. Раньше внутренняя борьба между двумя “я” заслоняла от меня весь мир, лишала всех земных радостей. Сейчас я счастлив, что обрел внутренний покой. Я даже любим. Может, это покажется кому-то странным — ведь столько полноценных от роду людей не могут сказать о себе этих слов. Женщина эта знала мужчин до меня, внешне куда более мужественных, но говорит, что так хорошо, как со мной, ей ни с кем не было. Думаю, это во многом объясняется тем, что, пройдя весь свой мученический путь к заветной цели, я никогда не смогу обидеть женщину неласковостью, невниманием или грубостью. Не последнее место занимают нежность и забота о том, чтобы женщине было со мной хорошо. В любом деле, а в этом особенно, важна душа. И тут моя, настрадавшаяся, может быть, даже вне конкуренции.
Вот и все. Исповедь моя окончена. Спасибо Вам за все, дорогой мой человек. Ни одна душа на свете не будет Вас любить так преданно и верно, как моя, исцеленная Вами.
Ваш бывший пациент.
Январь 1973 г.
Список использованных источников:
- Белкин, А. И., и Карпов, А. С.. Транссексуализм (методические рекомендации по смене пола). М.: Министерство здравоохранения СССР, 1991.
- Белкин, А. И. Третий пол. Судьбы пасынков Природы. М.: Олимп, 2000.
- Бухановский, А. О. “О клинике и социально-психологической реадаптации и реабилитации больных транссексуализмом.” Актуальные проблемы пограничной психиатрии. Тезисы докладов Всесоюзной конференции, Витебск, 1989, стр.: 27-30.
- Г. Р. “Процессы гомосексуалистов.” Еженедельник советской юстиции, 33, 1922, стр.: 16-17.
- Деревинская, Е. М. Материалы к клинике, патогенезу, терапии женского гомосексуализма. Дис. … канд. медицинских наук. Караганда, 1965.
- Киселева, А., и Белова, С.. “Зачем Госдума приняла закон о запрете смены пола.” Ведомости, 14 July 2023, www.vedomosti.ru/society/articles/2023/07/14/985428-gosduma-prinyala-zakon?from=copy_text
- Песляк, А. “Виктор КАЛНБЕРЗ: Я первым в мире сделал из женщины мужчину.” Медицинская газета, 99, 2011.
- Сердюков, М. Судебная гинекология и судебное акушерство. М.: Медгиз, 1964.
- Фаст, Т. “13 шагов. Рассказ о серии уникальных операций, в результате которых женщина стала мужчниой.” Литературная газета, 38, 1989, стр.: 11.
- Эдельштейн, А. О. “К клинике трансвестизма.” Преступник и преступность. М.: Мосздравотдел, 1927.
- Healey, Dan. “Evgeniia/Evgenii: Queer Case Histories in the First Years of Soviet Power.” Gender & History, vol. 9, no. 1, Apr. 1997, pp. 83–106.
- Healey, Dan. Homosexual Desire in Revolutionary Russia: The Regulation of Sexual and Gender Dissent. The University of Chicago Press, 2001.
- Kirey-Sitnikova, Yana. “‘You Should Care by Prohibiting All This Obscenity’: A Public Policy Analysis of the Russian Law Banning Medical and Legal Transition for Transgender People.” Post-Soviet Affairs, Informa UK Limited, July 2024, pp. 1–20,
- Kirey-Sitnikova, Yana. “Using the Past to Save the Present: Soviet Transgender History and Its Implications for Present-Day Trans Rights in Russia.” Kritika, vol. 26, no. 1, Slavica Publishers, Jan. 2025, pp. 189–202.